Так написано у Булгакова. И так, без сомнения, и есть.
3 апреля 1925 года М.А.Булгаков получает записку из МХАТа: «Глубокоуважаемый Михаил Афанасьевич! Крайне хотел бы с Вами познакомиться и переговорить о ряде дел, интересующих меня и могущих быть любопытными и Вам». Автором её был режиссёр Б.И.Вершилов, которого заинтересовало напечатанное в журнале «Россия» начало романа «Белая гвардия». Вершилов, конечно, не знал, что, как записал сам Булгаков, писатель ещё 19 января «начал набрасывать» пьесу…
Так начался «театральный роман» Булгакова и МХАТа. За следующие пятнадцать лет будет всё – от триумфа «Дней Турбиных» до полного, казалось бы, разрыва. И будет таинственное произведение, автором озаглавленное «Записки покойника». О нём, наверное, нужно сказать немного подробнее. На первой странице рукописи – два названия, «Записки покойника» и «Театральный роман», причём первое дважды подчёркнуто, что явно говорит о предпочтении автора. Однако в 1965 году, когда произведение впервые напечатали, такое заглавие было весьма нежелательно, а потому и использовали «запасное» (обычно, рассказывая об этом, приводят фразу К.М.Симонова «Лучше издать “Театральный роман”, чем не издать “Записки покойника”»).
Работу над «Записками…» Булгаков начал 26 ноября 1936 года (обычно указывают на сходство отдельных фрагментов с незавершённой повестью «Тайному другу», писавшейся в конце 1920-х годов, но там до театра дело так и не успело дойти), а прервал осенью 1937 года по неизвестным причинам. Известно, что через два года он подредактировал одну из сцен. Известно и то, что главы романа Булгаков читал друзьям из театрального мира.
Почему я начинаю разговор о работе над пьесой с него? Да просто потому, что для, наверное, девяноста процентов читателей события книги слились с действительностью и кажутся единым целым.
А ведь это далеко не так. Я хочу напомнить, что практически всегда у Булгакова мы видим совмещение различных пластов, невозможность отождествить какое-то описанное в произведении событие с точным временем или местом.
Так было (и я много об этом писала) в «Мастере и Маргарите». Но это же относится и к «Театральному роману». Конечно, какие-то персонажи его, что называется, списаны с натуры и узнаются сразу. Практически во всех изданиях романа помещается список действующих лиц с указанием, кто за ними стоит. И, тем не менее, даже здесь много разночтений. Вот, например, один из самых значительных представителей театрального мира – Пётр Бомбардов. Многие (и прежде всего мхатовцы или, скажем, булгаковед и театровед Г.Г.Панфилова-Шнейтер) называли совершенно определённое имя – Б.Н.Ливанов. Сейчас большинству лучше знаком сын великого артиста, наш Шерлок Холмс В.Б.Ливанов, но, возможно, многие вспомнят и этого удивительного актёра, который мог сыграть всё – от Ноздрёва до Чацкого (а репетировал ещё и Гамлета). А между тем, Елена Сергеевна пишет, что Бомбардов - «лицо собирательное, тут и Миша сам, и молодые актёры – лучшие» (правда, судя по её дневнику, она по каким-то причинам Ливанова не жаловала). Я не буду приводить доказательств той или иной точки зрения, замечу лишь, что уже такое «расхождение» говорит о невозможности точной идентификации.
Хотя есть и персонажи, которых узнавали безошибочно (и которые, кстати, были очень на Булгакова обижены). «Тут дверь отворилась, и в предбанник оживлённой походкой вошла дама, и стоило мне взглянуть на неё, как я узнал в ней Людмилу Сильвестровну Пряхину из портретной галереи. Всё на даме было, как на портрете: и косынка, и тот же платочек в руке, и так же она держала его, оттопырив мизинец». Конечно, образ карикатурен, но все узнали, по определению В.В.Шверубовича (сына В.И.Качалова), «самую капризную актрису» театра Л.М.Кореневу – узнала и она сама, по свидетельству современников, после выхода романа позвонила Е.С.Булгаковой и много чего наговорила…
Но описание Пряхиной-Кореневой наводит на важные выводы о невозможности воспринимать содержание «Записок…» буквально. Судите сами: в «Днях Турбиных» её участие, видимо и не планировалось. Но вот знаменитый диалог:
«- Одно только скажите, - пылко заговорил я, - кого они хотели назначить на роль Анны?
- Натурально, Людмилу Сильвестровну Пряхину.
Тут почему-то бешенство овладело мною.
- Что-о? Что такое?! Людмилу Сильвестровну?! - Я вскочил из-за стола. - Да вы смеётесь!
- А что такое? - с весёлым любопытством спросил Бомбардов.
- Сколько ей лет?
- А вот этого, извините, никто не знает».
Посмотрите на иллюстрацию (это коллаж из книги М.О.Чудаковой «Жизнеописание Михаила Булгакова»). Для тех, кому плохо видно, – предварительное распределение ролей в «Беге». Коренева - Серафима:
Значит, планировалась на главную роль, но уже в другой пьесе (вероятно, недолго, потому что на немногих репетициях, согласно записям, роль готовила А.К.Тарасова)?
А вот столкновение с ней автора относится уже к периоду репетиций «Мольера». 7 апреля 1935 года Елена Сергеевна запишет в дневнике: «М.А… развлекает себя и меня показом, как играет Коренева Мадлену. Надевает мою ночную рубашку, становится на колени и бьёт лбом о пол». А перед этим было: «Нельзя заставить плохого актёра играть хорошо» (не собираюсь утверждать, что Коренева была плохой актрисой: о ней много написано, и желающие могут обратиться к первоисточникам. Сейчас речь только об отношениях с Булгаковым).
Над пьесой Булгакова о Мольере (у автора – «Кабала святош», при первой постановке – «Мольер») театр работал с 1930 года (репетиции начались в 32-м). Премьера состоялось 16 февраля 1936 года. Елена Сергеевна записала: «Успех громадный. Занавес давали, по счёту за кулисами, двадцать два раза. Очень вызывали автора». Но прошло только семь представлений - спектакль был снят после разгромной статьи «Внешний блеск и фальшивое содержание» в «Правде».
Я сейчас не буду писать об этой пьесе (возможно, потом и обращусь к ней), скажу лишь, что описанные в «Театральном романе» столкновения Максудова (он же, конечно, Булгаков) и Ивана Васильевича (а это, хоть и сильно шаржированный, но, разумеется, К.С.Станиславский) относятся именно к периоду репетиций «Мольера», которые приводили Булгакова подчас в отчаяние. Приведу лишь одну запись Елены Сергеевны: «Портя какое-нибудь место, [Станиславский] уговаривает М.А. “полюбить эти искажения”…
М.А. говорит:
— Представь себе, что на твоих глазах Сергею [сыну Е.С.] начинают щипцами уши завивать и уверяют, что это так и надо, что чеховской дочке тоже завивали, и что ты это полюбить должна…»
Конечно же, все подобные «порчи» отражены, скажем, в этом диалоге:
«- Но матери нет, - сказал я, ошеломлённо глядя на стакан с крышечкой.
- Нужно обязательно! Вы напишите ее. Это нетрудно. Сперва кажется, что трудно - не было матери, и вдруг она есть, - но это заблуждение, это очень легко. И вот старушка рыдает дома, а который принес известие... Назовите его Иванов...
- Но ведь Бахтин герой! У него монологи на мосту... Я полагал…
- А Иванов и скажет все его монологи!.. У вас хорошие монологи, их нужно сохранить. Иванов и скажет - вот Петя закололся и перед смертью сказал то-то, то-то и то-то... Очень сильная сцена будет.
- Но как же быть, Иван Васильевич, ведь у меня же на мосту массовая сцена... там столкнулись массы...
- А они пусть за сценой столкнутся».
Конечно, это не значит, что на репетициях «Турбиных» не было никаких конфликтов автора и театра – я непременно к этому ещё вернусь. Я просто прошу учесть, что именно после снятия «Мольера» автор почувствовал себя «покойником» - с этим соотносится, конечно, и его высказывание о МХАТе, когда он назвал театр «кладбищем своих пьес».
В период работы над «Турбиными» атмосфера была иной. Будет же Булгаков писать Станиславскому в августе 1930 года, сообщая, что зачислен на работу во МХАТ: «Есть единственный и лучший театр. Вам он хорошо известен… После тяжёлой грусти о погибших моих пьесах [это был период, когда все пьесы Булгакова были сняты с репертуара], мне стало легче, когда я — после долгой паузы — и уже в новом качестве переступил порог театра, созданного Вами для славы страны. Примите, Константин Сергеевич, с ясной душой нового режиссёра. Поверьте, он любит Ваш Художественный Театр».
Известен и ответ Станиславского: «Вы не представляете себе, до какой степени я рад Вашему вступлению в наш театр! Мне пришлось поработать с Вами лишь на нескольких репетициях “Турбиных“, и я тогда почувствовал в Вас — режиссёра (а может быть, и актёра?!). Мольер и многие другие совмещали эти профессии с литературой!»
Начало романа было светлым, и об этом нельзя забывать, соотнося отдельные моменты «Записок покойника» с действительностью. И только учитывая всё это, можно говорить о параллелях «Записок покойника» с действительностью.
А о работе над «Турбиными» – в следующий раз!
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
Путеводитель по статьям о Булгакове здесь