"Среди актеров, обладающих «лица необщим выраженьем», актерской индивидуальностью, необходимо назвать Вячеслава Тихонова, актера, принадлежащего к той группе молодых, которые первые свои роли сыграли в «Молодой гвардии» С. А. Герасимова"...
Читаем статью сценариста и кинокритика Николая Коварского (1904-1974), опубликованную в 1964 году:
"В одном из многочисленных западных иллюстрированных журналов мне довелось как-то увидеть фотографии трех человек — двух мужчин и одной женщины. Под этим фото была подпись, гласившая, что читатель журнала, который опознает на улицах города оригинал хотя бы одной из фотографий и вручит ему этот номер журнала, получит большую денежную премию. Я был несколько удивлен такой щедростью редакции, но, внимательно вглядываясь в фотографии, понял, в чем дело. Это были фотографии людей с настолько часто встречающимися лицами, настолько «безличными» (не лица, а нечто среднеарифметическое), не обладавшими никакими особыми приметами, что найти оригиналы их было невозможно. На них похож был каждый второй человек, встреченный на улице, в театре, в кино, в ресторане, в пивной. Можно представить себе, сколько комических случаев было в этом городе, где читатели журнала охотились за оригиналами фотографий, каждый раз, однако, попадая впросак.
Часто, присматриваясь к тому, как выбирают режиссеры исполнителей, я вспоминаю эту затею зарубежного журнала. Уж не знаю, что тому виной — господствовавшие ли у нас одно время глубоко неверные трактовка и решение проблемы типического, встречающееся ли, и не так уже редко, среди кинематографической режиссуры непонимание актерского мастерства и неумение работать с актером, другие ли какие причины, но бывает, и опять-таки нередко, что роли поручаются исполнителям, «не имеющим лица».
Больше того: я утверждаю, что есть у нас фильмы и часто принимаются к производству сценарии, в которых «отсутствие лица» является своего рода обязательным условием. Лицо отсутствует у персонажа в сценарии, и, естественно, оно должно отсутствовать и в исполнении, у актера. В обиходе эти роли называют «голуб*ми».
Главное здесь не только в том, что персонажи в сценарии и в фильме не обладают характером, лицом, индивидуальностью, — этот персонаж и построен так, что он исключает всякую возможность сыграть его сколько-нибудь своеобразно, не позволяет актеру внести что-то свое, какие-то особые черты в роль.
Он, так сказать, принципиально «голуб*й». Можно украсить голуб*зну персонажа несколькими характерными, иногда комедийными черточками (у нас есть такие специалисты среди актеров, которые умеют нанести на голуб*й фон несколько полосок другого колера) — от этого образ не становится глубже и не перестает быть безличным.
Винить во всем этом можно меньше всего актеров и больше всего драматургов и режиссуру. Та яростная борьба со штампами, трафаретами, клише, которая идет сейчас в советском кино, во имя живой жизни на экране, во имя своеобразия и глубины характеров, во имя оригинальности и выразительности сюжета, неизбежно приведет к исчезновению «голуб*х» ролей, потребует углубленной работы с актером, иных критериев, нежели те, которые господствовали до сих пор при выборе исполнителей фильма.
И, честно говоря, я не уверен, что у всех актеров, выдвинувшихся в предшествующем периоде развития советской кинематографии, в этих новых условиях судьба сложится благоприятно. Но есть актеры,, дарование которых позволяет уверенно говорить об их будущем, потому что уже в сыгранных ими ролях обнаружилось не только их умение, актерский профессионализм, но и раскрылась незаурядная индивидуальность, их «необщее выражение лица», своеобразие их таланта.
Среди этих актеров, обладающих «лица необщим выраженьем», актерской индивидуальностью, необходимо назвать Вячеслава Тихонова, актера, принадлежащего к той группе молодых, которые первые свои роли сыграли в «Молодой гвардии» С. А. Герасимова.
Роли, которые довелось играть Тихонову после «Молодой гвардии», были в большинстве своем — в последний раз прибегнем к этому определению — «голуб*ми». Но если в этих ролях не раскрылись возможности Тихонова, то они были сыграны, во всяком случае, с настоящим актерским умением, с хорошим профессионализмом. Тихонов точен и изобретателен во внешней характеристике персонажа, скуп и одновременно выразителен в жесте и мимике, он обладает почти безукоризненным вкусом и никогда не позволяет себе дешевых, рассчитанных на легкий успех приемов.
Но умение, профессионализм актера — одно, его возможности — другое. И, к сожалению, во многих актерских биографиях, особенно в кино, бывает так, что актер получает роли, требующие от него профессионализма и умения, а возможности его так и остаются нераскрытыми. Так могло бы случиться и с Вячеславом Тихоновым, если бы ему не помогла работа в труппе Театра киноактера, и особенно одна роль,
роль Медведя, сыгранная им в спектакле, поставленном Эрастом Гариным по пьесе Евгения Шварца «Обыкновенное чудо». В списках работ Тихонова, перечисляемых критиками, этой роли, имевшей очень серьезное значение в становлении и развитии его таланта, не называет никто. Прошло уже более шести лет со дня постановки спектакля, одного из лучших в московских театрах за последнее десятилетие, а мне до сих пор помнится ряд блестяще сыгранных ролей.
Тихонов играл роль Медведя, которого волшебник превратил в человека и который останется человеком, если только его не поцелует настоящая принцесса. И случилось же так, что некий король и его дочь, путешествуя, попали в дом, где с ними встречается Медведь. Медведь и принцесса влюбляются друг в друга. Однако Медведь вовремя узнает, кого он полюбил, и бежит от любимой девушки не потому, что боится снова превратиться в медведя, а потому, что хочет избавить ее от страданий, разочарований, горя.
В роли этой у Тихонова появились черты, которые совсем не свойственны были его кинематографическим героям. Ведь те, как бы профессионально и умело ни играл их Тихонов, лишены были права размышлять, переживать, грустить. А тут, в сказке, Тихонов играл героя, который недавно стал человеком и оказался в положении, потребовавшем от него всех человеческих, умственных и душевных сил для того, чтобы выйти из этого положения с честью, как и подобает настоящему человеку.
Может быть, впервые в этом спектакле Тихонов начал размышлять, разумеется, не как исполнитель, но как персонаж. Может быть, впервые именно в этом спектакле открылось, что он актер, способный к воссозданию глубокой внутренней, психологической, эмоциональной, интеллектуальной жизни персонажа.
Актеру, чуждающемуся задачи изображения, воплощения, раскрытия внутренней жизни героя, «жизни человеческого духа», вообще нет места в современном кинематографе. Ведь когда у нас говорят о типажном актере, то имеется в виду нечто совсем другое, нежели понималось под этим термином в годы немого кино. Имеется в виду не только внешняя, типажная выразительность киноактера, но как бы совпадение особенностей его характера и биографии с характером изображаемого персонажа. Ищут такого актера, который, сыграв самого себя, будучи на экране самим собой, тем самым создал бы и образ героя.
Может быть, именно по этому пути и повел режиссер Эраст Гарин актера Вячеслава Тихонова в работе над спектаклем «Обыкновенное чудо»? Но тогда все последующие образы, созданные Тихоновым, были бы не чем иным, как повторением, хотя бы и с вариациями, того, что сыграл Тихонов в спектакле. Достаточно так поставить вопрос, чтобы ясна стала его нелепость. Три лучшие роли Тихонова, сыгранные после «Обыкновенного чуда», — роль Матвея в фильме «Дело было в Пенькове», Райского в фильме «ЧП» и, наконец, мичмана Панина в одноименном фильме — нисколько не похожи на роль Медведя в сказке Шварца. Не было бы преувеличением сказать, что между ними просто нет почти ничего общего. Чему же научил актер и режиссер Гарин актера Тихонова?
Гарин и вся работа над спектаклем «Обыкновенное чудо» научили Тихонова нескольким, в высшей степени важным принципам актерской работы, важным и на театре и в кино. Слово «научили» здесь, пожалуй, не вполне точно.
Почти наверно Тихонов теоретически понимал их важность, однако в процессе решения практических задач они перед ним до этой роли не существовали. Он понял, что всякая душевная жизнь сложна и противоречива, если только в пьесе есть подлинный драматизм характеров и столкновений. Муки, которые переживает Медведь, узнав о том, что возлюбленная его — принцесса, страх перед ее любовью, стремление избавить ее от таких же мук, от грозящей ей беды, если только она его поцелует, и он снова превратится в Медведя, притворная резкость с принцессой, потому что, любя ее, он хочет добиться, чтобы она его разлюбила, — вся эта сложность чувств героя, вся эта борьба мыслей, стремлений, желаний, противоречащих одно другому, делают образ, созданный Тихоновым, душевно наполненным, действительно живущим на сцене, а отнюдь не только двигающимся, жестикулирующим, произносящим какие-то слова манекеном. Эта задача воссоздания сложного образа, сложной душевной и физической жизни героя и потребовала расширения той палитры выразительных средств, которой располагал до сих пор Тихонов, исполняя голуб*е или, в лучшем случае, «голуб*ватые» роли в предшествовавших спектаклю фильмах.
Актера, практически владеющего этими принципами, всегда легко отличить от актера, ими не овладевшего. Вот перед зрителем появился актер на сцене или на экране, и зритель быстро убеждается, что он «пустой», что душевная и умственная его жизнь зрителю неинтересна, что он существует не в трех- измерениях, как все мы — живые люди, а только в двух, что глубины в нем нет. И, наоборот, актер, овладевший этим секретом, всегда представляется зрителю живым и душевно сложным, и каждое сказанное им слово обнаруживает только одну из многих тысяч черт, из которых складываются характер, кругозор, ум, душа героя.
Слово — только намек на душевное богатство героя, только признак большого мира, который в этой душе заключен. Только овладев этими секретами актерского мастерства, мог сыграть Тихонов в фильме «Дело было в Пенькове» так душевно и так ярко, так значительно идейно и художественно, как он сыграл, роль Матвея.
Именно в этом фильме стало ясно, что Тихонов не только одаренный актер, но и актер, обладающий настоящей актерской индивидуальностью. Гёте говорил когда-то: «... восприятие и изображение особенностей — это и есть настоящая жизнь искусства... пока мы воспроизводим общее, каждый может нам подражать. Но особенное никто не может заимствовать у нас. Почему? Потому что никто другой не пережил этого». Что же было в этой роли Тихонова, в этом образе, столь интересно им созданном, «особенного», индивидуального, такого что наиболее ярко мог выразить только Тихонов?
Он внес в исполнение этой роли свою тему, свою индивидуальную тему. Я не могу в этой статье подробно развивать мысль о собственной, самостоятельной теме актера, которую развивает он в согласии с темой, вложенной в образ драматургом и режиссером, обогащая, усложняя, конкретизируя этот образ. Самое понятие это — собственной темы актера, если я не ошибаюсь, — впервые выдвинуто было в замечательной книге Б. В. Алперса «История актерского мастерства в России», где автор подробно развивал мысли о темах творчества Мочалова и Щепкина, темах, обусловивших огромное общественное значение творчества этих актеров.
Книга Алперса вышла уже больше десяти лет назад, а в наши дни, видимо, термин этот снова воскресает, и правильно, что воскресает именно в наши дни, в связи с новым этапом развития советского кинематографа. Однако воскресает он в несколько странном толковании, отождествляющем тему актера с типажностью в том смысле, в каком говорено было выше. Именно потому некоторые критики и противопоставляют актера «темы» актеру перевоплощения.
Мне кажется, что нельзя противопоставлять перевоплощение теме, потому что тема актера — своя тема, собственная тема, если она действительно тема искусства актера, а не просто заимствованная из газеты формулировка, — всегда настолько широка и глубока и вместе с тем настолько воплощает индивидуальное, особенное, что она-то как раз и требует мастерства перевоплощения. Ярчайший тому пример и доказательство — творчество актера И. Смоктуновского. Неверно было бы думать, что Мочалов в «Гамлете» играл не Гамлета, а только собственную индивидуальную тему. Актер в любом спектакле или фильме играет не свою тему, а стремится воплотить тот образ, который создан драматургом. И только в процессе этого воплощения реализуется и собственная тема актера. Иначе окажется, что каждый актер может сыграть только себя, только свою тему, что тема актера роковым образом ограничивает его возможности. Он прикован к своей теме, как каторжник к тачке.
Режиссер С. Ростоцкий, поставивший «Дело было в Пенькове», сделал на первый взгляд странный выбор, пригласив Тихонова на главную роль в фильме. У Тихонова отнюдь не крестьянская, но типично городская внешность. Внешность, которая может подойти для исполнения всяких ролей — молодых офицеров флота или армии, врачей, веселых и героических одесских матросов, только не колхозников. С этой внешностью можно сыграть даже породистого офицера царской армии из старой дворянской семьи Нащекиных в фильме «Две жизни», и сыграть так, что ни в ком подлинность созданного Тихоновым образа не вызовет сомнений. И, однако, Ростоцкий пригласил именно Тихонова на роль Матвея.
Повесть Сергея Антонова, по которой поставлен фильм, — одна из лучших повестей этого писателя. Она рассказывает о деревенском парне трактористе, человеке незаурядном, одержимом какими-то смутными стремлениями, ему самому непонятными, мятущемся, неспокойном. Тихонов сыграл эту роль так, что эти черты героя выступили ярко и наглядно; так, что даже его недостатки оказались проявлением его огромных достоинств, его мятущейся, ищущей, неуспо- каивающейся души. Есть французская поговорка — ее любил и цитировал Ленин, — гласящая, что недостатки человека есть проявление его достоинств. Именно так и сыграл роль Матвея Вячеслав Тихонов.
И вот почему образ Матвея в исполнении Тихонова стал как бы живым свидетельством морального и душевного роста людей нашей деревни, изменения самого крестьянского типа, его психологии, всего его душевного и умственного строя. Драма, подобно той, которую переживает Матвей — Тихонов, конечно, не могла возникнуть в крестьянской среде полвека, сорок лет назад. И хотя история Матвея заканчивается драматически — он срывается и вынужден искупить свою вину тяжелым наказанием, — зритель уходит уверенный в его ясном будущем. Заключительные кадры фильма, в которых Матвей возвращается, отбыв срок заключения, укрепляли зрителя в этой уверенности, но отнюдь не были главной ее причиной. Потому что главная причина уверенности зрителя в счастливом, полноценном, ясном будущем Матвея был сам характер героя.
История мук и метаний Матвея была историей острой, сложной, психологически насыщенной, история, в которой раскрылась своя тема актера — тема морального и душевного роста человека, тема мятущейся, ищущей, гневной души, души, отвергающей покой, привычность, будничное однообразие, мещанское прозябание, — тема человека-борца.
И, в сущности, та же тема в другом плане существует и в роли веселого, разбитного одесского матросика Райского, который, попав вместе с командой своего танкера в руки врага, оказывается человеком огромного мужества (фильм «ЧП»), И здесь, в плену, в перипетиях борьбы беззащитных моряков, победивших врага несгибаемостью своей воли, высокой преданностью Родине, была все та же тема морального, душевного, интеллектуального роста человека, для которого самое жестокое испытание становится ступенью роста, раскрывает его подлинную душевную сущность.
И даже в фильме «Мичман Панин», в котором Тихонов играет превосходно, но, казалось бы, возвращается к прежним благородно-«го- лубым» ролям и наиболее удачен не в драматических, а в иронически- комедийных эпизодах, есть, хотя уж и вовсе не явно, эта тема роста человека — становления и роста революционера, мужественного и смелого подпольщика.
Критика писала уже о том, что Тихонов в последних фильмах («Жажда», «Две жизни») снова возвращается к ролям однолинейным и несложным, в которых он не имеет возможностей реализовать свою актерскую индивидуальность.
Разные периоды бывают в жизни любого актера, и не все из них равно плодотворны для него как для художника. Был период безличных и голуб*х ролей, казалось бы, он был бесплоден для Тихонова. Но ведь это неверно! Именно тогда он усвоил внешнюю технику актерского исполнения, прошел первые уроки мастерства. И если бы на этом этапе ему довелось играть в фильме «Дело было в Пенькове», кто знает, справился ли бы он с этой ролью. Время для собственной темы наступает не сразу, а уже на каком-то этапе развития художника. И единственное, что мы можем пожелать Тихонову, — это, чтобы снова наступил период, когда он смог бы раскрыть эту, свою, личную, самостоятельную тему, свою подлинную актерскую индивидуальность" (Коварский, 1964).
(Коварский Н. Вячеслав Тихонов // Актеры советского кино. М.: Искусство, 1964: 174-183).